"Сюжеты и образы древнерусской живописи". Из книги Н.А.Барской
Образы Распятия, продолжение
Но постепенно византийское искусство научилось соединять величавый строй первых «Распятий» с представлением о смерти Иисуса Христа, не просто напоминать о событии, а воплощать его во всей полноте, которую несет о нем евангельское предание. И приблизительно с XI века в искусстве самой Византии и стран, испытывающих ее культурное влияние, в том числе и в Древней Руси, главенствующим стал тип изображения «Распятие», к которому применимы пушкинские строки:
Когда великое свершалось торжество,
И в муках на кресте кончалось Божество...
Замечательный тому пример - принадлежащая Центральному музею имени Андрея Рублева в Москве икона «Распятие», созданная в первой половине XV столетия - во время величайшего подъема русской иконописи.
Как и в древнейших «Распятиях», в центре этой иконы крест - плоский темно-коричневый крест с распятым Иисусом Христом. Он мертв и обнажен, лишь светло-зеленая повязка покрывает его чресла.
Безусловна свершившаяся смерть: не только закрыты его глаза, но, воплощая евангельские слова о том, что, «преклонив главу, испустил дух», склоняется к плечу его голова, провисло на кресте мертвое тело.
Над крестом парят полуфигуры скорбящих ангелов, а по бокам от него в позах скорби и печали, покрытые такими же темными, как крест, плащами стоят Мария и Иоанн.
Небольшой зеленоватый холмик в основании креста с человеческим черепом внутри него обозначает место действия - гору Голгофу. Именно здесь, по древней легенде, был погребен первый человек Адам.
А за крестом - плотно прижата к нему, словно отсекая все ненужное и случайное, желтая иерусалимская стена. Фон светлой охры - принятый знак света вечности - окружает все происходящее.
В этом ясном и чистом строе иконы, преодолевая все драматическое, что воплощено в реальности представленной смерти и страдания, выявляется высокая, светлая суть события. Не мертвой отрешенностью и не предсмертной мукой исполнен мягко склоненный лик Иисуса Христа, хотя печать пережитых страданий лежит на нем.
Удивительно слита она с живым выражением просветленного, радостного умиротворения. Гибкий контур описывает провисшее на кресте тело, его певучие, неправильные, как неправильно все живое, линии противостоят геометрически правильным, жестким формам креста-орудия смерти и страдания.
Словно о таящейся в ней силе говорит подчеркнутая, даже чуть преувеличенная мощь мертвой плоти, особенно выразительная рядом с плоским крестом в безобъемном пространстве иконы.
Величаво сливаются в образе распятого Иисуса Христа безусловные приметы смерти с живым началом, его облик несет память не только о ней, но и о преодоленном страдании и идущем ей вослед радостном Воскресении.
Подтверждая высокий и светлый для людей смысл этой смерти, кровь из ран Иисуса Христа стекает на череп Адама - в знак того, что пролилась она во искупление его греха, для спасения всего бесчисленного потомства, составляющего человеческий род.
Скорбные жесты Марии и Иоанна соединяются с задумчивой кротостью лиц, с ненарушимым покоем фигур.
Тихой, долгой и в исходе своем просветленной предстает их печаль, их сострадание мукам и смерти Иисуса Христа, так прочно слитым в человеческой памяти с одержанной над ними победой.
Создавая светлый и ясный образ («великого торжества», русский художник XV века, автор этой иконы, опирался на основные, главные детали и приемы, общие для всех «Распятий»- не только живописных, но и шитых, литых, резных.
Но еще в византийском искусстве к этой основе добавлялись почерпнутые из евангельского рассказа детали, которые вносили новые оттенки в живущий в вечной памяти образ события. Иногда изображались разбойники, распятые вместе с Иисусом Христом, и воины, разыгравшие его одежду в кости.
А чаще всего - женщины, последовательницы Иисуса Христа, не покинувшие учителя, в толпе наблюдавшие казнь, и римский сотник Лонгин, в конце концов постигший праведность распятого. Сложился стойкий вариант-извод, получивший блестящее развитие в искусстве Древней Руси.
Он предстает перед нами на замечательной новгородской таблетке рубежа XV-XVI веков. Здесь также в центре на золотом фоне крест с распятым Иисусом Христом, с предельной точностью переданы и другие детали, знакомые нам по иконе Рублевского музея.
Но за Марией в позе сосредоточенной скорби стоит еще одна женщина (их может быть на иконе и больше), а за Иоанном – Лонгин - сотник в воинских одеждах, с рукой, поднятой в жесте изумления от открывающейся истины и как бы указующей на Иисуса Христа.
Движение постигшего истину Лонгина необычайно выразительно, резко противостоит взмах его руки спокойным фигурам женщин, высоко подымается она над согбенной спиной Иоанна. Напряжением мысли освещен его лик, и, словно отблеск озарившего его света, горит алый плащ воина - самый сильный цветовой удар в иконе.
Замечательно точно развила эта икона тот столь важный для общего понимания смысла оттенок, который несет в себе извод: высокая и радостная правда открывается людям в Распятии.
Образы Распятия в древнерусском искусстве навсегда сохранили тот характер «великого торжества», которым были наделены иконы XV века. Образ крестной казни Иисуса Христа, предстающий на них, отвечает самым глубоким размышлениям над главными вопросами человеческого бытия, отвечает людским надеждам на победу любви и добра над смертью и тленом.
Продолжение »
|