"Сюжеты и образы древнерусской живописи". Из книги Н.А.Барской
Образы Рождества Пресвятой Богородицы, продолжение
У нижнего края ложа традиционное купание Марии - событие, с которым она входит в жизнь,- дополнено еще одним эпизодом этой начавшейся жизни. Еще раз, но уже лежащей в люльке, изображена малютка Мария, которую качают и над которой веют опахалом девы. Светоносны, сосредоточены лики и купающих Марию, и нянчащих ее дев, блистающи их одежды, золотой нимб сверкает вокруг головки нежной новорожденной - в высоком торжестве и радости открывается не только ее приход в мир, но и ее начавшаяся жизнь в нем.
И еще одно дополнение делает мастер к древнему канону. Из верхнего окна башни, облаченный в сверкающие одежды, глядит на все, постигает свершившееся, радуется ему и соучаствует в нем - отец новорожденной, праведный Иоаким.
Как мастер новгородской таблетки, так и другие мастера XV столетия вводят в свои радостные образы Рождества Богородицы не известные древнему канону, но при этом сугубо реальные, житейские детали: они обязательно изображают отца, вводят эпизоды детства Марии. Они словно еще раз напоминают о реальности, естественности рождения Марии - ведь великая радость ее прихода в мир неотделима от ее земной, человеческой природы. Свою земную, человеческую плоть дает Богородица Спасителю.
Величайшее утешение для людей то совершенство, которого достигает в Деве Марии человеческое естество.
Радость Рождества Богородицы, радость, возникшая из ведения того великого, что несет это событие людям, навсегда останется ведущим мотивом его изображения в русском искусстве. Широко включали в него древнерусские мастера и мотивы детства, и мотивы начавшейся светлой жизни Богородицы. На этой основе создавали художники произведения почти бесконечного разнообразия.
Например, в первой половине XVII столетия для церкви села Дрюцкова на Новгородчине был написан образ «Рождество Богородицы», принадлежащий сейчас Центральному музею имени Андрея Рублева в Москве. Сильно отличается эта икона от новгородской таблетки. Не золотом, не имитирующей его желтой охрой, не нежной бирюзой, а оливковым тоном покрыт на ней фон. Этим глухим, темным тоном стали отделять в это время изображенное от обычной жизни, указывая на его пребывание в особом, вечном измерении.
На этом фоне, словно прорывая его темноту, предстает не в виде двух башен, а развертывается бесконечными желтыми, терракотовыми, нежно-зелеными башенками, арками, лестницами дом Иоакима. И хотя не столь величественно, но зато празднично, нарядно и таинственно-чудесно все, что происходит под сенью этого дома. На узорчатом ложе возлежит легкая, светлая, словно невесомая Анна. И из-под всех арок, из всех дверных проемов, по всем лестницам движутся к ней, едва касаясь пола, нарядные девы с невиданными кувшинами и солнечниками в руках.
Две из них у ступеней лестницы собираются купать малютку Марию и льют удивительную, темно-зеленую клубящуюся воду в резную купель.
Слева от ложа, словно вдалеке, как бы в перспективе идущего времени, под одной из светлых узорных арок ласкают малютку радостно склонившиеся над ней Иоаким и Анна.
На самом переднем плане, естественной частью входя в этот чудесный дом, изогнутая ажурная терракотовая стена окружает стройный фонтан и пьющих из него белых птиц. По очень древней, еще раннехристианской символике, птицы - павлины, пьющие воду,-символ вечной жизни. И стремясь указать высокий источник радости, наполняющий созданный им образ, вводит мастер этот древний символ в свое произведение, правда, заменив чужеземных павлинов более привычными ему гусями-лебедями. Ведь в вечную жизнь приходит родившаяся, и ее рождение открывает путь к этой жизни людям.
Прекрасен дом Иоакима и на иконе Рождество Богородицы второй половины XVII столетия из города Мурома, также принадлежащий Рублевскому музею. Его красота особенно трогает, так как составляющие дом строения напоминают реальную, знакомую нам и теперь русскую архитектуру того времени: подымаются на нежно-оливковом фоне золотисто-желтые и нежно-зеленые палаты с зарешеченными окошками и двускатными кровлями, встают между ними зубчатые стены, похожие на стены русских кремлей. Тиха, светла, задумчива и чудесна в этой своей тишине жизнь, которая многими событиями развертывается на его фоне.
Само Рождество, где Анна, приподымаясь на ложе, радостно встречает идущих к ней заботливых дев с дарами, занимает лишь треть иконы. А дальше, разделенные строениями, идут сцены детства Марии, сцены излияния на нее любви и заботы: здесь Иоаким и Анна ласкают малютку Марию, качают и купают ее девы; делая свои первые семь шагов, идет она в сопровождении дев, поддерживаемая матерью, к радостно повернувшемуся отцу. Мягко сияет золото нимбов, нежно мерцает алый цвет в одеждах, кротки лики, пластичны жесты персонажей - все это умножает проникновенность радости, любви и заботы, которые они выражают.
Свет и радость событий, идущих вслед за Рождеством, подтверждают, умножают его светлый, радостный и великий в этой радости смысл.
Рождество Богородицы - один из важнейших, любимейших праздников русского народа, его изображения - яркая страница древнерусского искусства. Оно предстает здесь во всей полноте житейских деталей и одновременно исполненным высокого и бесконечно радостного смысла. Если в образах самой Богородицы достигшим высшего совершенства выступает человеческое, женское естество, то в образах ее Рождества русские мастера сумели изобразить ту высоту, которую может обрести чистый, незамутненный исток человеческой жизни: и само естественное, не отделенное от мук рождение, и жизнь семьи, и та сень - отчий дом, под которой эта жизнь протекает.
Продолжение »
|