Андрей Рублев - на главную

Биография

Мир Рублева

Произведения

Эпоха Рублева

Святая Троица

Круг Рублева

Хронология

Карта сайта

Антология

Иконостас




     


"Мировоззрение Андрея Рублева". Из книги В.А.Плугина

оскрешение Лазаря" Андрея Рублева

  
Апостол Павел
  

    Содержание:

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85

Белая пещера - вторая, совершенно уникальная особенность благовещенской иконы, и если она тоже не привлекала внимания исследователей, то, несомненно, потому, что никакое иное живописное решение было в данном случае органически неприемлемо и гармоничность нового построения как бы поглотила беспрецедентность иконографии. Вот эта очевидная индивидуальность образного решения, всецело вытекающего из общего замысла произведения, заставляет нас не особенно стремиться к поискам возможных аналогий. Пример трех проанализированных выше повторений иконы Рублева в этом отношении весьма поучителен.
Художественный эффект рублевской трактовки образа Лазаря очень велик. Как бы растворяясь среди лещадок, фигура воскресшего не соперничает теперь с центральной группой, полностью выявляя новые творческие устремления мастера.
Однако отметить художественную необходимость принятого Рублевым решения недостаточно для его полного обоснования. Нужно искать философский смысл. В чем же он? Полагаем, что на этот вопрос не может быть двух ответов. Это - свет. Божественный свет, освещающий пещеру и воскрешенного. Свет славы Христа. С точки зрения богословской интерпретации сюжета здесь нет ничего неожиданного, и в словах, поучениях и песнопениях на воскрешение Лазаря мы не раз столкнемся с прославлением животворящего действия божественного света, который заново созидает человека из тлена. Вот, например, рассуждение Златоуста в цитированном слове «О Марфе, Марии и Лазаре, и Илии пророке»: «Когда голос владычный, сойдя во гроб с великим светом, сразу начал насаждать на голове Лазаря волосы, влагать мозг в опустевшие кости, наполнять живою кровию вены, - пораженные подземные силы кричали друг другу: кто это зовет? Кто это самовластный?.. Голос человеческого звука, а сила божия». «Светодавьца избавителя Христа поведая, днесь праздьньству Лазореву пьрвая вина составися», - говорит Климент Охридский. «Си есть смерти умерщвение, адови попрание, седящим во тме и сени смертней светлоблиста-ние, - вторит ему «Поучение в субботу Лазореву». Сего бо Лазаря видевше вси сущи (и) в аде пленници, въпрашаху гла-голюще, когда посетить нас господь бог? Яко же прорече духом святым усты раб своих пророк, яко восия во тме свет праведным. И паки: посетил есть нас свыше (въ)сток, просветити седящая во тме и сени смертней». И дальше, по поводу возгласа Христа к Лазарю: «Тъ бо бе глас и живот и свет, яко же пророк ре-че: Славосемь (так!) господним небеса твердишася и духом уст его вся сила их»69. В каноне Лазарю XVI в. сам воскресший обращается к Христу с такой речью: «Одеял мя, господи в берненое тело и вдохнул ми еси жизнь, и видех свет твой, и въздвигл мя еси мертва повелением си. Жизнь славлю и чту и свет отца, сына, также и дух, тройню святую, неслиянную ту же в трех липех».
Свет, излучаемый божеством, «то, что богословы называют божественностью, безначальным царством божиим, вневременным и природным сиянием, божественным свойством и другим тому подобным», был как бы отличительным признаком всякого божественного действия (следовательно, и воскрешения). Если живописцы избегали изображать его, то вследствие того, что толкуемый духовно, иносказательно, свет по существу и не изобразим. Исключение составлял эпизод Преображения, в котором божественность Христа как бы специально была явлена людям. Но это исключение, как известно, явилось одним из тех рычагов, которые позволили византийским идеологам развить и существенно переосмыслить учение о природе света как сообщимой силе, энергии, благодати несообщимого божества. В «Апологии», прочитанной на Константинопольском соборе 1368 г., составленной против Прохора Кидониса, говорилось: «Верю и принимаю, что свет господня Преображения на Фаворе есть несозданный и вечный, что он есть безначальное и вечной божество, (физический луч, существенная) и божеская энергия, осияние и блеск и красота божества Бога - Слова».
Самым важным для живописцев здесь было положение о доступности божественного света зрительному восприятию,, ибо, по словам Паламы, Фаворский свет «виден был телесными очами». Но если этот свет можно видеть, следовательно, он может быть изображен; более того, он составляет необходимую принадлежность святых, их внешнее отличие. Конечно, живописная интерпретация света давала лишь земной, «тварный» образ невещественного прообраза.
Если, тем не менее, иконописцы продолжали трактовать многие сюжеты (в том числе «Воскрешение Лазаря») по-старому, то виной тому консервативная сила традиции, довлеющая над мышлением средневековья. Новая интерпретация сюжета базировалась на новом философском осмыслении, а это большинству мастеров-ремесленников было недоступно. Их, например, вполне удовлетворяло старое, освященное отстоявшимися иконографическими формами, истолкование «Воскрешения Лазаря», которое пленяло ясностью и простотой.
Тем интереснее указать на некоторых редких предшественников Рублева, задумывавшихся над проблемой божественного света, воскресившего Лазаря.
На пластине Васильевских врат 1336 г. мастер изобразил в центре композиции светильник, создав, таким образом, некий символ и им ограничившись. Гораздо более конкретное воплощение тема света получила в одной из миниатюр Псалтири Барберини (XII в.), иллюстрировавшей 4-й стих 29-го псалма: «Господи, возвел еси от ада душу мою, спасл мя еси от низходящих в ров».   Продолжение »


Реклама:
» 

"Андрей Рублев", 2006-2016, me(a)andrey-rublev.ru

LiveInternet