Содержание: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85

«А лета, и времена, и дни кончаются, а страшный суд готовится...».
И этому основному мотиву, словно звуку главного колокола, на сотни ладов вторили большие и малые колокола по всей необъятной Руси - в Великом Новгороде и Нижнем, в Твери и в Москве, и за стенами Троицкой обители, сливаясь в один тревожащий аккорд.
«В то же лето - сообщает под 1382 г. новгородский летописец, - приихал в Новгород владыка суздальский Дионисии... и иде во Псковь по велению владыцы Алексея, и поучая закону божию, а утверждая правовернии вере истинней крестиянъстеи, негли бы бог в последняя лета утвердил несмущенно от злых человек, диаволом наущеным, правоверная вера». Тверской хронист, рассказав под 1406 г. об убийстве Юрием Святославичем Смоленским князя и княгини Вяземских, после того как последняя воспротивилась его любовным намерениям, заключил: «а сию жену причетохом в мученицу, на последни же век прославила же мужа своего честно, сим бо есть вечная память». В Москве, как передает Епифаний Премудрый, ходили толки, что не стоило Стефану Пермскому «замышлять» для пермичей грамоту «в последние дни, на исход числа седмыя ты сущ и, точею за рк (120) лет до скончания век». Житие Сергия Радонежского автор начинает с благодарности богу «еже дарова намъ такова старца свята, глаголю же господина преподобного Сергиа, в земли нашей Роустеи, и в стране нашей полунощней, в дни наша, в ъ последняя времена и лета». В Нижнем Новгороде в 1418 г. произошло «чудо»: пророк Илья спас утонувшего Григория Авксентьева. Автор «Сказания о чуде» поведал об этом читателям, «да к тому незабвению предастся таковое пресловущее и великое чудо, сотворившееся на конец веком, в сем последнем роду». В Троице-Сергиевом монастыре инок Варлаам, переписав «Лествицу», горестно подытожил: «О ленивый Варламе, готовися к ранам, близь есть конец».
Интересные события произошли в Твери в конце XIV в. Когда в 1399 г. впал в предсмертную немощь великий князь тверской Михаил Александрович, то, дав последнее напутствие детям, пошел он в Преображенский собор и «бил челомь святому Спасу, и пречистой его матери, и помощнику своему великому архистратигу Михаилу, и поклонися гробом деда своего, великого князя Михаила Ярославича, и отца своего гробу великого князя Александра Михайловича, и прииде на десную страну столпа, идеже писани Авраам, Исаак, Иаков, и повеле себе под столпом гроб сечи, а сам поиде оть святого Спаса, испущает слезы яко струа. И стал на ступень, и главу пре-клоняа ко многу народу, прощение прося от них, и с плачем въпиаше, глаголюще: «даждь ми, Господи, по сердцу твоему его же желаяше, царствия небесного!».
В желании князя ожидать всеобщего воскресения под изображением рая на фреске «Страшного суда» в данном случае можно усмотреть веру в близкое воплощение эсхатологической драмы, предвосхищенной кистью стенописца. Видимо, сыграл свою роль и многозначительный подарок, принесенный вместе с благословением и «разрешением» от патриарха из Византии-икона «Страшный суд», «преудивлено и преславно съделание имеющи». Торжественная встреча, устроенная этой «чюдоносной» иконе, подробно описанная летописцем, раскрывает перед нами любопытную страничку восприятия эсхатологической догмы в Твери в конце XIV в. «Епископ же и весь собор и множество народа изыдоша с свещами и с кандилы в сретение честные иконы, ликующе и поюще господеви. Изыде же и сам благоразумный и великыи князь Михаила Александровичь и яко же въсрете святую икону, и видев ю, возрадовася духовнымь веселием сердца, и со слезами и радостию поклонение сотвори, со страхом же и верою знаменашеся от нея, во ище благодаряще господа бога, сице глаголя: о, слава тобе, слава тобе пре-многыи в милости и человеколюбивый боже, яко толику грешну и недостоину ми соущу, по безмернеити милости желание сердца моего дал ми еси, да слава тобе благыи богатодавче боже, слава тобе».
Интересно было бы знать, как выглядела эта икона? Учитывая тягостные настроения, владевшие угасающей империей, сумрачные ноты, все с большей силой звучавшие в ее искусстве, трудно предполагать, что это было что-то просветленное, способное вызывать радостные эмоции, но, разумеется, не икона определяла настроение процессии. Летописец пишет о светлой взволнованности и ликовании тверских горожан. «Епископь же и весь собор в светлах ризах воздааху благодарныя песни, господеви богу моляшеся и пречистеи его матери». Это звучит определенным диссонансом с довольно мрачной эсхатологической проповедью хотя бы московских митрополитов, но зато сразу ассоциируется в памяти с настроением владимирских росписей Рублева. Возможно, что и тверская стенопись с ее эсхатологическими сюжетами была исполнена незадолго до описываемых событий, во время недавнего поновления церкви.
«И по скончании же молитвенемь сотвори (Михаил Александрович) обед честен и учрежение велие, епископу же и всему собору и маломощным и много имениа ереем же и маломощным раздаваше. Повеле же и несоша пред ним святую икону в соборную церковь святаго Спаса, сам же радуяся в след ея грядяше».   Продолжение »