На Саломии зеленый мафорий того же тона, что хитон у Марии Магдалины. Он плохой сохранности, и пробела на нем не сохранились. Хитон же Саломии светло-желтый того же тона, что на юной Марии Иаковлевой. В руках у нее небольшой охряной округлый сосуд, который она поддерживает правой рукой снизу, а левой обхватывает за узкое горлышко, держа его перед собой немного выше пояса и выдвинув в сторону гроба, как бы не осуществив предполагаемого возлияния. Почти до колен Саломия заслонена гробом, перед которым она стоит, и края ее мафория вторят его движению по направлению вниз к краю иконы. Ее облик полон печали, он предельно прост и в нем нет и тени того подчеркнутого изящества, которым наделил художник более молодых жен. Он очень чуток и, несмотря на сходство жен, очень тонко передал черты возраста и духовного облика каждой из них.
Выразительность силуэтов выделена темным цветом на фоне светлого, а светлых на фоне темного. Повторы и чередование цветных пятен и линий создают впечатление композиционной слитности и внутреннего единства группы жен и в то же время выявляют реакцию каждой из них на весть о воскресении Христа, для которого они принесли погребальные ароматы.
Художник как бы сам сопереживает с каждым персонажем остроту и значительность момента и наполняет все изображенное своим волнением и одухотворенностью. Он как бы воодушевлен поэзией службы «недели мироносиц», в которой есть следующее песнопение: «Рано женский лик, прежде Солнца сущего взыскаше Солнце в гроб зашедшего, тогда светозарный же тем провозглашаше ангел, воссия свет озаряя в тьме спящия, светозарным учеником возвестите, плач в радость преложите...» Жест рук ангела возвещающего связан с жестами рук мироносиц, переживающих весть о чуде каждая по-своему.
Хотя икону «Жены мироносицы у гроба» нельзя назвать гармоничной, в рублевском смысле слова, так как в ней много взволнованности и динамики, но художник, ее создавший, непревзойденный мастер выразительных линий, перетекающих одна в другую, друг другу вторящих в различных ритмических вариантах и в целом создающий впечатление стройной музыкальности воздействия на зрителя, увлекающей его в мир эмоциональной приподнятости.
Надо полагать, что этот же мастер является автором композиции «Распятие», в которой группа жен, предстоящих кресту, напоминает жен у гроба по выразительности и мастерству композиции, а фигура скорбящего Иоанна, исполненная благородной, прямо античной, грации, и стройный Логин Сотник могут принадлежать только такому эстетически одаренному мастеру, как автор «Жен у гроба». Можно только безмерно пожалеть, что время не пощадило в ней изображения распятого Христа.
По-видимому, не случайно, что такой художник, как Дионисий, вдохновлялся этой иконой, создавая свое удивительное «Распятие» из Павло-Обнорского монастыря (Государственная Третьяковская Галерея).
Именно Дионисий явился продолжателем того направления, по которому начал свой новый путь художник из круга Рублева.
«Жены у гроба», «Распятие» и «Раздаяние вина» выделяются среди икон троицкого иконостаса не только изысканностью и ритмом линий, очерчивающих силуэты стройных фигур, кажущихся легкими и плоскостными от мягкой лепки ликов, похожей на плави, и негустых прозрачных пробелов, которые в силу этой манеры исполнения оказались некрепкими и почти утратились за исключением немногих фрагментов. Мастер этих икон отличается сдержанностью неяркого колорита, стройностью композиции, заботой об украшенности деталей и особой остротой в передаче переживаний момента изображенными персонажами.
Если Рублев - поэт, мудрец и философ, то мастер указанных произведений - чуткий артист, умеющий взволновать и поразить зрителя. Он одарен безупречным вкусом, чувством меры и сдержанностью художественной культуры наивысшего уровня.

Иконы иконостаса Троице-Сергиевого Монастыря: