Внизу у ног старца стоят двое детей, рост которых чрезмерно преуменьшен по сравнению со взрослыми. Спокойно жестикулируя, они не по-детски серьезно беседуют друг с другом. На них темно-зеленые нижние одежды с серовато-голубыми пробелами и светло-коричневыми с золотом полосами внизу. На правом киноварный плащ со светло-зеленым воротом, а на левом - светло-зеленый с белым воротом. Композиционно их стоящие прямо фигуры связаны с градом Иерусалимом. Двое других детей с обнаженными ногами в белых легких рубашках с серовато-голубоватыми тенями (характерными для мастеров троицкого иконостаса) склоняются к ногам осляти, постилая серо-голубую и красную одежды. Их фигуры являются опять связующим звеном двух частей композиции. Склонение осляти к детям, его несколько раскрытый рот и старание детей расправить постилаемые одежды переданы художником с чертами жизненности и теплотой. За старцем шествуют двое юношей, которые склоняются друг к другу, как бы беседуя. В руке первого, склоняющегося назад, тонкая ветвь. Другой, стоящий за ним, держит на руках крошечного ребенка в белой сорочке. Согласно византийской традиции, это должна была бы быть женщина с грудным младенцем, как иллюстрация евангельского текста: «...Да! разве вы никогда не читали: из уст младенцев и грудных детей Ты устроил хвалу?» (Ев. от Матфея, гл. 21, ст. 16). На первом юноше киноварный плащ с зеленым воротом и темно-зеленая нижняя одежда со светло-коричневой каймой. Эта кайма без разделения переходит на одежду второго юноши, отчего они объединяются композиционно в одно целое (темно-зеленая краска, как и в других местах, как бы соединилась с потемневшей олифой; киноварь плаща сильно утрачена и тонирована коричневатым тоном). Второй юноша облачен в оливково-зеленую одежду с белым воротом (сохранность ее плохая, утраченные места тонированы более темным зеленым же тоном). В группе людей, выходящих из града, на уровне груди дано чередование красных, зеленых, желтых и белых пятен.
На втором плане видны женщина в желтом покрывале и юноша в красно-коричневой одежде с красным воротом (черлень этой одежды сильно утрачена и тонирована коричневатым тоном). Волосы и лица сделаны жидкой краской с преобладанием красновато-коричневого тона.
За группой людей возвышается сложное изображение града Иерусалима. Стены града с двумя темными проемами с закругленными завершениями имеют прямоугольные башнеобразные выступы холодного, интенсивного светло-зеленого тона с белыми пробелами. Стены окружают большое трехъярусное здание под куполом, храм. В барабанах здания темнеют окна с полукруглым завершением. Крыши темно-зеленые, почти черные, выделяются четкими силуэтами. Пятна киноварных прямоугольных крыш окружают это центральное здание, что несколько нарушает плоскостность всего построения. Слева от храма на кубическом постаменте дан небольшой киворий в виде купола на четырех колоннах (символ святости града Иерусалима). Спереди за стеной града обращает на себя внимание колонна с фигурной капителью, несущая прямоугольный блок, выступающий из стены храма. Все изображение града Иерусалима дано в сильно вытянутых стройных пропорциях.
Иконографически икона из троицкого иконостаса очень близка в «Входу в Иерусалим» из Благовещенского собора, но композиционно решена гораздо интереснее и динамичнее, чем икона из Благовещенского иконостаса.
Многие детали и манера письма говорят за то, что «Вход в Иерусалим» и «Воскрешение Лазаря» принадлежат одному мастеру. Тип лица старца с белым платом на голове близок к старцу на иконе «Воскрешение Лазаря». Тон одежды этого старца близок одеждам средовека фарисея и юноши, несущего плиту в «Воскрешении Лазаря». В изображении людей мастер нередко выходит за грани общепринятого канона и тем вносит струю непосредственности в какое-либо движепие или сцену, например: живое обращение назад Христа и в то же время удивительное достоинство его позы, поспешность апостолов, сходящих с горы, ласковое склонение осляти к детям и их трогательное старание в постилании одежд.
Мастер «Входа в Иерусалим» - монументалист, склонный к широким обобщениям. Он любит плавные, певучие, ритмически повторяющиеся линии. Любит силуэт, сложные и утонченные взаимоотношения красок. Он понимает сложность композиционных задач и умеет давать простые и смелые решения.
Плоскостно-линейный характер живописи в целом и легкость тончайшей лепки формы заставляют предполагать мастера, принадлежащего к более молодому поколению, который, находясь в круге рублевской традиции, указывает пути искусству последующего времени.
Несмотря на гармоничность целого, в нем нет созерцательного спокойствия мастеров рублевского круга. Он любит действие и умеет передать «музыкально» напряжение изображаемого момента. Это - мастер-повествователь, смелый и обаятельный.

Продолжение »

Иконы иконостаса Троице-Сергиевого Монастыря: