"Сквозь Жар Души". Из книги В.С.Прибыткова
Новое время - новые песни. Игумен Троицкого монастыря Никон, у которого послушничает Рублев, решительно становится на путь стяжательства, превращения монастыря в богатейшую феодальную вотчину, владеющую и землей, и промыслами, и крестьянами. Очевидно, дело не только в том, что монастырь вырос, увеличились расходы на строительство, на переписку книг, на иконопись, на поддержание «дочерних» монастырей на севере Руси, на связи с московским великокняжеским двором и Константинополем.
Возвеличение Москвы, рост влияния московского князя создавали совершенно новые условия для церкви. Если она не намерена была подчиняться светской - княжеской - власти, ей надо было добиваться экономической независимости.
Московские митрополиты понимали обстановку отчетливо. Понимал ее и Никон. Потому и решился он перейти от кружек для подаяния к ларцам для хранения «жалованных грамот» на земли и на «людишек».
Прецедент для этого был создан самим Сергием Радонежским: незадолго до смерти «чудотворец» принял в качестве вклада за одним из монахов промысел Соль Галичскую... Момент для крутого поворота в «экономической политике» монастыря, наверное, показался Никону подходящим: к концу девяностых годов XIV века церковь торжествовала победу над новгородскими еретиками. Самые злостные противники монастырского землевладения - стригольники - были казнены или изгнаны из Новгорода.
Кстати сказать, к гонениям на еретиков приложили руку и монахи Троицкого монастыря. Ученик Сергия Стефан Пермский, находясь в 1386 году в Новгороде, выступил против стригольников со своим небезызвестным «Поучением». Нет сомнения, что об этой острой идеологической борьбе знал послушник Никона - Андрей Рублев.
До нас дошла единственная его работа того времени - рисунки к так называемому «Евангелию Хитрово».
Это весьма любопытно. Как раз на «Евангелие» опирались еретики разных времен и стран, в том числе и русские еретики XIV-XV веков, порицая недостойных священнослужителей, отвергая догмы и преклонение перед авторитетами, выступая против права церкви на землевладение.
Как же проиллюстрировал «Евангелие Хитрово» Андрей Рублев? Какие мысли и чувства отразились в его рисунках? Следуя в общем византийской традиции украшать церковные рукописные книги затейливыми инициалами (начальными буквами) и красочными миниатюрами, Рублев тем не менее самобытен и своеобразен.
Он покрывает страницы яркими инициалами, изящными фигурками птиц, змей, драконов... Сказочные чудища в изображении Рублева предстают не отталкивающе-безобразными, а грациозными, радующими глаз.
Столь же необычен у мастера «символ» евангелиста Иоанна, представляемый по традиции в образе орла.
Рублевский орел больше напоминает кроткого голубя, готового взлететь ввысь, нежели важную, царственную птицу, застывшую в величавой неподвижности.
Но самой замечательной миниатюрой «Евангелия Хитрово» знатоки искусства справедливо считают изображение ангела - «символ» евангелиста Матфея.
Так же как орел, символизирующий евангелиста Иоанна, ангел вписан Андреем Рублевым в точный круг.
Форма круга в церковной живописи была олицетворением неба, совершенства, высоты «ищущего духа». Вписывая фигуру ангела в круг, мастер как бы подчеркивал связь «божественного посланника» с небом.
Рублеву удалось гармонично сочетать стремительное движение ангела, несущего Марии весть об ее «избрании», с плавным контуром обрамления. Впечатление покоя, умиротворенности усиливают мягкие оттенки голубых и лиловых красок, придающих фигуре ангела как бы бесплотность, невесомость. Кажется, что ангел парит в пространстве...
Мы не можем с уверенностью утверждать, что Рублев не подражает в этой ранней работе кому-нибудь из своих русских учителей (далеко не все рукописные книги того времени дошли до нас). Но, во всяком случае, очевиден отход мастера от византийских и южнославянских образцов с их передачей бурных эмоций и более резких движений.
Мягкость линий и красок показывает лиричность Рублева, его спокойное доверие к жизни, любовь к людям, готовность снизойти к их слабостям. В годы ожесточенной борьбы церкви (в частности, Троицкого монастыря) с еретиками и этого немало, конечно.
Однако продиктованы рублевские рисунки скорее всего не глубоким проникновением в действительность и пониманием ее, а юношеским доверием к «идеалам», провозглашенным Сергием Радонежским, восторженностью, какую должны были вызывать в молодом мастере рассказы старших современников о небывалом единении русских людей в годину битвы на поле Куликовом, рассказы о «подвигах» основателя монастыря.
Продолжение »
|