Сквозь жар души: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21

Был Юрий Дмитриевич богат и, как следующий за Василием сын Дмитрия Донского, являлся в ту пору первым претендентом на великокняжеский стол. Это обусловливало и довольно натянутые отношения между братьями и особую заботу Юрия о сохранении и упрочении связей с церковью, на чью поддержку в случае смерти Василия надеялся звенигородский князь, так как имел основания не доверять московскому боярству. И весьма возможно, что, зазывая прославившихся мастеров для росписей Успенского собора и собора Саввино-Сторожевского монастыря, князь Юрий Дмитриевич хотел лишний раз выставить себя в глазах церкви верным сыном ее, хотел напомнить о своей близости к Сергию Радонежскому.

До нас дошла очень небольшая часть звенигородских работ Андрея Рублева. Но и то, что сохранилось, позволяет увидеть, каким прозрачно чистым стал язык его искусства. Оговариваясь, что не все живописные произведения, возникшие в Звенигороде при Рублеве, могли быть написаны им самим, историки искусства полагают, что большинство этих работ было исполнено под влиянием Рублева. Наиболее «рублевскими» признаются при этом полуфигуры святых Флора и Лавра в медальонах на алтарных столбах Успенского собора, сцены из жизни царевича Иоасафа и сцены из жизни монаха Пахомия (на тех же алтарных столбах). Сцена поучения царевича старцем Варлаамом весьма интересна.
По преданию, юный царевич, косневший в язычестве, встретил на охоте отшельника, который «посвятил» его и тайно крестил. Став царем, Иоасаф ввел в своей стране христианство и затем, опасаясь, что мирские радости, власть и богатство обрекут его душу на вечные мучения, удалился в пустыню, где нашел «истинное» счастье.
В сцене поучения царевича современники Рублева могли увидеть и намек на близость князя Юрия Дмитриевича к Сергию Радонежскому, похвалу князю, не забывающему заветов своего «духовного отца», а возможно, и своего рода «предупреждение»: не стремиться к излишнему богатству и власти.
Новое толкование образов Флора и Лавра в медальонах алтарных столбов также вряд ли объясняется одним лишь намерением художника воспроизвести «немеркнущие образы юношеской красоты».
Флор и Лавр считались покровителями ратников и коней. С образами Флора и Лавра связывалось на Руси представление о воинских подвигах. Казалось бы, в эпоху яростной борьбы с татарами этих святых надлежало изображать твердыми, волевыми, суровыми.
Рублев же словно забывает, кто такие Флор и Лавр. Он рисует задумчивых юношей, размышляющих о трудностях земного пути человека, озаренных радостью «праведной жизни», но никак не рвущихся в битвы и походы.
Образы Флора и Лавра продолжают тему фрески, изображающей Иоасафа и Варлаама. Мастер вновь настойчиво подчеркивает, что истина не в мирских заботах и треволнениях, а в праведной жизни, в самоотверженном служении «добру».
Намерение Рублева напомнить зрителю (если не самому заказчику!) об идеалах Сергия Радонежского, последовательная проповедь этих идеалов и заветов - несомненны.

Несколько позднее Андрей Рублев и Даниил Черный пишут «погрудный чин» для собора Саввино-Сторожевско-го монастыря. От «чина» уцелели всего три иконы - мы уже говорили о том, что церковники выбросили на свалку «старые» доски, расписанные Рублевым, и нашим ученым мало что удалось спасти. Но если бы изо всего творчества Рублева остались лишь эти три иконы, русский народ и тогда мог бы гордиться своим великим сыном, который жил за сто лет до гениальных мастеров Возрождения, но в чем-то предупредил их, а в чем-то и превзошел. Иконы «погрудного чина» созданы, вероятно, в 1407 году, в год смерти игумена монастыря Саввы Сторожевского, через год после столкновения Москвы с Литвой, закончившегося мирными переговорами Василия Дмитриевича и Витовта. Мир с Литвой Москву радовал. Наверное, радовал он и Даниила с Андреем. А смерть Саввы, ученика Сергия Радонежского, должна была вызвать печаль, обострить чувство долга перед памятью учителя и наставника. К тому же необходимость спора с мрачным, безысходным мировоззрением, сковывающим волю и душу людей, нужда в проповеди человеческого достоинства отнюдь не миновали. Совсем недавно, год назад, во всех церквах читали прихожанам посмертное послание митрополита Киприана. Это был церковник чисто византийской выучки, с византийским отношением к миру. Его блестящее по стилю послание призывало верующих презреть мирские заботы, не надеяться на «бессмысленную и грешную» земную жизнь.   Продолжение »