Сквозь жар души: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21

За спинами князя и его спутников, въезжавших в Кремль, поднимались в небо клубы черного дыма. А в Кремле Владимир Андреевич узнал, что племянник его, великий князь, уже день назад бежал со многими боярами в Кострому. Будто бы собирать полки. Так было сказано народу. Но какие полки можно собрать в Костроме? Просто великий князь насмерть перепуган - это Хороброму ясно. Ясно и другое: может повториться 1382 год, бунт «черни», и тогда уж, пожалуй, несдобровать всему роду Калиты! Предупреждая возможные волнения горожан, Хоробрый приказал перво-наперво запереть ворота Кремля, никого из Москвы не выпускать: ни попов, ни княгинь, ни бояр.
Такая решительность сразу подняла дух взбудораженного бегством великого князя населения, успокоила людей. Москву не сдадут, будут за нее биться! А коли так - устоим, как от Тохтамыша устояли.

Иноки многих монастырей ушли от Эдигея на север, в пресловутые «северные городки», - кто в Белозерье, к игумену Кириллу, кто к Ферапонту, другу Кирилла. О местопребывании монахов Андрониковской обители летописи не упоминают. Может быть, потому, что монастырь этот, как одна из московских крепостей, готовился выдержать осаду. А может быть, потому, что андрониковцы ушли под прикрытие московских стен...
Могли остаться в Москве и Андрей Рублев с Даниилом Черным. Тогда они, конечно, видели все, что происходило во время осады. Вместе с москвичами терпели голод и холод, делили все тревоги и надежды. Поняли, как на прелой соломе переполненных беженцами изб рождается крещенная декабрьскими морозами, вскормленная черствым осадным хлебом решимость народа сражаться до конца. Как известно, Эдигей не сумел взять Москвы. Простояв месяц в селе Коломенском, он получил тревожные вести из Орды: там готовилось его свержение.
Это заставило хана вступить в переговоры с осажденными. Положение татар под Москвой было безнадежным, но ордынские дипломаты предъявили московским боярам тягчайшие условия, грозя - в случае отказа - беспощадным штурмом.
Хоробрый, а с ним и митрополит и бояре, не желая подвергать риску ни собственную жизнь, ни свое добро, согласились на условия Эдигея, обещали чудовищный по тем временам выкуп - три тысячи рублей! Согласились, ибо рассчитали, что платить будут не из своего кармана и что справиться с безоружными крестьянами, ремесленниками и торговым людом будет всегда легче, чем с вооруженным врагом. Летописцы сообщают об «удивлении и ликовании» москвичей, прознавших об уходе татар. Но верить этим летописным «свидетельствам» невозможно. Ведь простой народ видел, что ордынцы не решаются на бой, сам был готов к любой схватке, и боярский сговор с татарами наверняка опять пробудил ненависть «черни» к своим владыкам.
Недовольство «миролюбием» бояр должно было усилиться в связи с тем, что - едва была снята осада - москвичи узнали о размерах бедствия, постигшего Русь. Татары не ограничились «коломенским стоянием».
Полчища Эдигея еще перед этим опустошили Переяславль, ограбили Ростов, расхитили Димитров, сожгли Серпухов и Клин, вытоптали Городок и Верею. Крупный татарский отряд полонил Нижний Новгород. А на обратном пути в Орду, так сказать мимоходом, Эдигей разорил и Рязань. О деревушках и селах, попадавшихся ордынцам, и говорить нечего. Все было залито кровью, предано огню. А запасы хлеба, скот, драгоценности - все, что можно было увязать в суму, погрузить на сани, угнать, - все это было увязано, погружено на сани, угнано.
Призрак нищеты, голодной смерти замаячил перед взором людей, воротившихся на родные пепелища.
И когда летописец сетует, признавая: «бедное сие и нужное время», надо, видимо, угадывать за скупостью этих строк не только сожаление по поводу последовавших вскоре новых татарских набегов, голода и мора, которые довели Русь до людоедства. Показательно, что именно в первой четверти XV века возрождается и вновь получает распространение ересь стригольников, жестоко подавленная в Новгороде. Правда, ересь возникает теперь в Пскове, но почва для нее та же: мор, голод, нищета масс. И если не было еще еретиков в самой Москве, то вокруг стольного града множились шайки татей, и ясно, какая сила вывела людей из родных изб, заставила променять соху на кистень, а грабли - на рогатину. Из самой Москвы народ растекался куда глаза глядят. Город был завален трупами, великому князю Василию Дмитриевичу приходилось платить большие деньги за уборку и захоронение тел, разлагавшихся прямо посреди улиц...   Продолжение »