В виде «самосиянного лазаревого деисуса» на высокой горе видят новгородские путешественники преддверие рая, как о том повествует послание о рае новгородского епископа Василия к Тверскому епископу Федору в первой половине XIV в.
Зеленый цвет символизирует у Данте надежду. У него же зеленые хитоны летящих ангелов надежды уподобляются «листкам, едва рожденным». Такая же характерная связь символа с живым и поэтичным наблюдением действительности ощущается и в колорите «Троицы». Ее голубец - васильковый, светло-голубой цвет напоминает лазоревую голубизну цветущего льна, а зеленый с легкими светлыми пробелами гиматий и синий хитона правого ангела, как уже давно отмечено, вызывает у зрителей «сладостное воспоминание о зеленом, слегка буреющем поле ржи, усеянном васильками». Колорит «Троицы» в целом созвучен с русской природой в пору перехода от весны к лету, т.е. к той цветущей поре года, когда приходится троицын день. Не давая прямого подобия русской природы, Рублев извлек мед ее благоуханной, светлой красоты и отразил в «Троице» все покоряющее обаяние ее родной задушевности и тишины. Представляя себе «Троицу» как «образ будущего века», он увековечил свою любовь к земной красоте русской природы.
В «Троице» проникновенный поэтический дар Андрея Рублева достиг предельных вершин возможного совершенства. Созерцание родной природы является неотъемлемой чертой русской поэзии, в ранний период еще наполненной отражениями древнеславянских воззрений на нее. Примером тому служит «Слово о полку Игореве», «Слово о погибели Русской земли», «Слово на Антипасху Кирилла Туровского» и др.
В эпоху Рублева влияние неоплатоновской поэзии, восхваляющей красоту видимого мира и величие «художника», ее создавшего, было очень велико и проникало на Русь через святоотеческую литературу ранних византийских авторов. Молитва троичному божеству, конечно, известная Рублеву из литургических трудов Евфимия Тырновского, посвящена целиком этой теме. Ее текст таков: «Троица бо един бог вседержитель. Его же славу небеса поведают, земля же владычество его, море державу его и всяко чувственная и умная тварь величество его проповедуют всегда...». Впоследствии этот текст широко распространился на Руси в народной обработке73. Стремление к созерцательной жизни и особая чуткость к красоте природы людей XIV- XV вв., несомненно, нашли отражение в великом творении Андрея Рублева, но и сама «Троица» в свою очередь явилась для современников Рублева великим откровением и открытием целого мира новых чувств, глубоко человечных, нравственно высоких и правдивых. Осознание их стало достоянием подлинно народной русской культуры.

Рублев создал новые художественные ценности, которых не знало до него ни искусство Византии, ни древней Руси. Согласованное сияние ярких цветов, приведенных к гармоническому единству, безупречный музыкально-лирический ритм, слитность и единство свободного действия, композиционное равновесие - все это вместе взятое отлилось в понятие «рублевского стиля».
Новым в творчестве Рублева оказался и его отказ от властного воздействия на зрителя. Весь ясный строй его произведений, и в особенности «Троицы», не допускает ничего случайного, что могло бы нарушить покой зрителя или отвлечь его внимание. Его ангелы, погруженные в созерцание, не общаются с предстоящим, оставляя его свободным, принадлежащим самому себе. Лишь своим обаянием они вовлекают его в свой гармонический мир, располагая, по выражению Исаака Сириянина, «изумевать перед красотой собственной души» - и совершенством изображенного, добавим мы. Благодаря удивительной мудрости и такту художника моменты созерцания и самосозерцания сосуществуют у зрителя перед «Троицей» в гармоническом единстве, способствуя взаимному углублению друг друга.
В «Троице» как бы сокрыт величайший творческий потенциал, вызывающий у людей, смотрящих на нее, ответный творческий процесс. В этом заключается непреходящая ценность произведения Рублева, его неувядаемая ценность для людей всех времен и национальностей. Глубокое философское содержание «Троицы» получило столь гармоническое и ясное художественное воплощение потому, что у Рублева страх перед смертью, страданием и одиночеством души оказался преодоленным всепоглощающим чувством доверия к закону жизни, понятому как любовь.
В «Троице» Рублева страдание пребывает как бы в прошедшем времени, в виде следа или печати страдания на уже ушедших из-под его власти пре дельно прекрасных образах. В своем мироощущении Рублев полон самоотверженной любви ко всему существующему. Для него аскетический подвиг перестал быть полем брани, он стал единственно возможной сферой бытия. Характерное для «Троицы» настроение «умиления» определялось византийскими авторами как «печаль, возбуждаемая сострадательной милостью», рождающейся от великой жалости. В этом чувстве отразилось широкое приятие мира гениальным сердцем художника, в нем причина его оптимизма и гармоничности. Продолжение »

Дополнительные материалы: